Спецпоселение немцев в Западной Сибири (1941 – 1955 гг. ). часть 1

Л.Белковец, Новосибирск
Сибирь (Алтайский и Красноярский края, Новосибирская и Омская области) приняла в годы Великой Отечественной войны свыше 400 тыс. российских немцев, депортированных из европейской части СССР. Более половины их оставалось в ее пределах вплоть до 1956 г., когда немцев сняли с учета спецпоселений.
Документы, раскрывающие историю спецпоселения немцев в Сибири, содержатся в местных государственных и ведомственных архивах. Так, партийные и советские органы в течение 1941 – 1942 гг. занимались приемом и расселением переселенцев, их хозяйственным и трудовым устройством в пределах области или края. В их компетенцию входила также мобилизация немцев в рабочие колонны, отправка их в лагеря НКВД, на шахты Кузбасса, рыбные промыслы и лесозаготовки в северные регионы Сибири, оборонные и другие предприятия сибирских городов. Переселенческие отделы исполкомов занимались поиском отставших от своих эшелонов, воссоединением распавшихся во время депортации семей. Документальное подтверждение всех этих мероприятий мы находим в рассекреченных ныне фондах архивов местных партийных и советских органов.
Но главным “опекуном” спецпоселенцев стали управления наркомата внутренних дел (УНКВД), в составе которых уже в августе – сентябре 1941 г. были созданы отделы спецпоселений (ОСП). В фондах ОСП и сосредоточился основной массив документов, позволяющих с достаточной степенью объективности воссоздать историю спецпоселения немцев в Сибири. В основной своей части этот массив документов, хранящихся до сих пор в архивах краевых и областных управлений МВД, не доступен широкому кругу исследователей. Значение его можно продемонстрировать на примере архива УВД по Новосибирской области, в котором, с разрешения руководства управления, автору статьи удалось работать в 1992 г.
Документальный материал, хранящийся в архиве, может быть разделен на три группы. К первой относятся нормативные и директивные акты (постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР, ГКО СССР, приказы и директивы НКВД – МВД СССР, подписанные народными комиссарами Берией, Кругловым, их заместителями; инструкции, исходившие от начальников отделов комиссариата и министерства и т.п.). Этот комплекс документов позволяет восстановить организацию спецпоселения, его режима, учета спецпереселенцев, оперативно-чекистского обслуживания и пр. Директивный материал охватывает практически все стороны жизни немцев и других категорий спецпереселенцев (кроме немцев в Новосибирской области на спецпоселении жили калмыки, ОУНовцы, ЧСИРы, власовцы, бывшие кулаки и др.) в условиях режима спецкомендатур. Значительная часть этих документов сохранилась в фонде ОСП, на некоторые приказы встречаются указания в отчетах по их выполнению, отдельные фигурируют в списках старых директив, подлежащих отмене.
Особо следует отметить постановления и приказы 1943 – 1945 гг., которые ввели для спецпоселенцев режим спецкомендатур, определили их права и установили наказания в судебном порядке до 10 лет лишения свободы за побег с места поселения. Целая серия приказов 1946 – 1947 гг. касается проблемы соединения разрозненных в ходе войны семей и, прежде всего, мобилизации в рабочие батальоны. Соединение семей проходило с большими трудностями, поскольку руководство предприятий угольной, нефтяной, золотодобывающей и лесной промышленности, на которых трудились спецпоселенцы-немцы, не желало терять квалифицированную рабочую силу. Если же члены семей, не дождавшиеся из-за бюрократической волокиты разрешения покинуть место поселения, выезжали к главе семьи самовольно, это рассматривалось как групповой побег, и влекло за собой уголовное преследование. Приказы 1946 г. “О непривлечении к уголовной ответственности за самовольный выезд на соединение семьи”, “Об отмене этапирования к месту поселения выехавших на соединение с семьями” и др. были призваны разрешить возникшую ситуацию.
В совокупности с другими материалами ОСП этот комплекс документов дает возможность проследить процесс установления и ужесточения режима проживания спецпоселенцев в местах поселения, деятельность органов гласного (в лице комендантов спецкомендатур и их аппарата, старших пяти- и десятидворок, бараков, групп содействия) и негласного (в лице агентурно-осведомительной сети) надзора. Здесь есть также документы по организации “противопобеговых” мероприятий, розыска и задержания беглецов.
Вторую группу документов составляют материалы спецучета, на который немцы были поставлены в начале 1944 г. Районные и поселковые спецкомендатуры, организация которых началась еще в 1943 г. сначала в районах Казахстана и Киргизии, а затем, согласно приказу НКВД СССР от 22 ноября 1943 г., и в Сибири, создавались в “целях усиления агентурно-оперативной работы, учета и наблюдения за трудовым устройством спецпереселенцев”.
В 1944 г. в Сибири было открыто в дополнение к уже имевшимся (для бывших кулаков) 175 спецкомендатур (по 50 – в Алтайском крае и Омской области, 45 – в Красноярском крае, 30 – в Новосибирской области). Были укомплектованы их штаты из расчета 1 комендант и 1 помощник коменданта на 500 взрослых спецпоселенцев, 1 надзиратель на каждые 100 – 200 человек. Для оперативной работы в райгоротделениях внутренних дел выделялись штаты оперуполномоченных и их помощников: 1 – на 2 тыс. взрослых спецпоселенцев.
Приказ НКВД от 16 августа 1944 г. ввел в действие инструкцию по учету спецпоселенцев. Необходимо было установить численность семей и количество спецпоселенцев, обеспечить контроль за их движением в границах районов расселения, выявить трудоспособных и контролировать их трудоустройство. Учет должен был способствовать также своевременному выявлению побегов, удовлетворению запросов органов НКВД, НКГБ, контрразведки НКО и НКВМФ, СМЕРШ, партийных и советских органов.
Учету подлежали все контингенты спецпоселенцев и каждый человек в отдельности в спецкомендатурах, в районных отделениях НКВД и в ОСП НКВД / УНКВД по специальным карточкам: 1 – семейная, для учета глав семей; 2 – персональная, для учета каждого спецпоселенца, за исключением глав семей и детей до 16 лет; 3 – суммарная, для учета детей, не достигших 16-летнего возраста. Карточки (стандартный размер их 95 х 140 мм) заполнялись на основании паспортов (при этом старые паспорта изымались и в городах выдавались новые с отметкой о разрешении проживания в пределах данного района), свидетельств о браке, рождении, эшелонных списков, актов приема спецпереселенцев, постановлений или приговоров судебных органов, дру гих официальных документов. В случае их отсутствия – путем опроса спецпереселенцев, с пометкой “заполнено со слов”. Карточки заполнялись в двух экземплярах: один для картотеки районных отделений НКВД, второй – для справочной картотеки ОСП УНКВД (по Казахстану и Киргизии – в трех экземплярах). На основе карточек в ОСП создавалась единая алфавитная картотека.
Семейная карточка содержала на первом и последнем листах сведения о главе семьи, а внутри – о ее членах. Указывались данные о времени и месте рождения спецпоселенца, его отношении к главе семьи, национальности и специальности, роде занятий до переселения, дате прибытия на место поселения, делалась отметка о трудоспособности.
Согласно приказу МВД от 19 февраля 1949 г. “Об организации персонального учета выселенцев, спецпереселенцев по новой системе” в местах поселения был произведен переучет, и все спецпереселенцы, подвергшиеся переселению по национальному признаку, были отнесены к категории “выселенцев”. С этого времени устанавливались следующие виды их учета: в спецкомендатурах – посемейный учет всех лиц по специальным книгам, и персональный учет бежавших с территории спецкомендатуры, временно убывших и временно прибывших. Кроме книг учета коменданты вели журналы регистрации явок выселенцев. В посемейные книги не вносились члены семей выселенцев, сами выселенцами не бывшие, но вступившие с ними в брак (данные о них вносились в отдельный список); выселенки, вышедшие замуж за невыселенцев, с учета не снимались.
В книге обязательно делалась отметка об убытии (в том числе детей, выехавших на учебу, которые после ее окончания могли быть направлены на работу лишь в регионы, являвшиеся местом спецпоселения данного контингента, с обязательной постановкой на учет).
Городским и районным отделениям МВД, первым отделам исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ) и спецстроек МВД поручался персональный карточный учет по форме 5 (краткая). Здесь же хранились агентурно-розыскные дела на выселенцев, бежавших с территории района. На всех взрослых выселенцев, начиная с 16 лет, заводились учетные (личные) дела, в основание которых, кроме уже имевшихся данных, были положены составленные в ходе переучета анкеты.
В отделах УМВД краев и областей сосредоточивался весь посемейный и персональный (по форме 6 – подробная) учет выселенцев, а в 1-м спецотделе МВД СССР – картотека специализированного персонального учета. Сюда высылались алфавитные и учетные карточки на вновь прибывших на спецпоселение, выбывших в другие места, освободившихся, умерших, подвергшихся аресту, бежавших, переведенных в дома инвалидов.
В 1950 г., после переучета, в Новосибирской области числилось немцев: выселенных по решению правительства – 52 103, репатриантов – 11 742, коренных жителей Сибири, поставленных на учет спецпоселения по распоряжению МВД СССР от 18 сентября 1945 г., – 5906, мобилизованных – 925, других национальностей в составе немецких семей – 1234. Вместе с другими спецпоселенцами их обслуживали 115 комендатур с 312 единицами штата, 36 городских и районных отделений МГБ со штатом свыше 100 че ловек, гласный аппарат (старшие поселков, бараков, десятидворок) в пределах около 8 тыс. человек, из которых 5300 обслуживали немцев, пять противопобеговых застав (в Новосибирске, Черепанове, Барабинске, Татарске и Кривощеково-Верх-Туле), оперативно-розыскной отряд в составе 63 человек, опиравшийся на войсковое подразделение в 450 человек. Все это подчинялось 9-му отделу УМГБ, пришедшему в 1949 г. на смену ОСП УНКВД, в составе 30 человек во главе с полковником Г.М.Шияном. Он рассматривал жалобы и просьбы спецпоселенцев об освобождении, о разрешении выезда, о соединении семей и т.п. Еще как минимум три отдела УМГБ, 2-й, 4-й и 5-й, разрабатывали объекты оперативных учетов, выявляя среди спецпоселенцев шпионов, изменников родины, антисоветских элементов. Система располагала всеми необходимыми средствами передвижения (лошадьми, велосипедами, автомашинами, катерами). Десятки тысяч рублей выделялись на приобретение несгораемых шкафов и железных ящиков для хранения секретной документации, для оборудования помещений и пр.
В 1953 г. спецкомендатуры в городах подверглись реорганизации “по признаку их территориального обслуживания”, т.е. учета спецпоселенцев по месту жительства, а не по месту их работы.
Деятельность системы отразилась не только в материалах учета, но и в документации, хранящейся в архивах УМВД сибирских областей и краев, которую мы отнесем к третьей группе. Это материалы текущей отчетности ОСП – 9-го отдела УМГБ по спецпоселенцам за 1941 – 1955 гг. Здесь мы находим, во-первых, статистические материалы, характеризующие дислокацию и расселение спецпереселенцев по районам области, их распределение по предприятиям, колхозам, совхозам, с указанием соответствующих наркоматов. Такие отчеты с 1944 г. составлялись два раза в год по каждой категории спецпоселенцев. Во-вторых, демографическую статистику – поквартальные отчеты о наличии и движении спецпоселенцев, количестве занятых на работах, умерших и родившихся, выбывших в места лишения свободы и вернувшихся из мест заключения, выехавших на соединение с семьями в места поселения трудармейцев или, наоборот, о семьях, прибывших к своим главам в места их трудармейской работы. Здесь же находим данные о числе достигших 16-летнего возраста и зачисленных на спецпоселение выпускников детских домов и убывших в детские дома сирот, о количестве числящихся в бегах и арестованных органами МГБ, снятых с учета спецпоселения.
В “табель отчетности” по ОСП, утвержденный в 1944 г., включались сначала месячные, а с 1946 г. ежеквартальные отчеты об агентурно-оперативной работе. Среди немцев-спецпоселенцев они составляют самый богатый комплекс документов архива. Отчеты (докладные записки) содержат разделы: “Движение агентурно-осведомительной сети” с данными о количестве завербованных резидентов, агентов и осведомителей, характеристиками наиболее интересных и активных агентов и наиболее ценных агентурных донесений. Последние классифицируются в отчетах по “окраскам”: критические высказывания, высказывания антисоветского характера, террористические намерения, бандпроявления, саботаж, сведения о членах семей изменников родины, о побегах и дезертирстве. С прибытием в 1945 г. большой группы репатриированных немцев к этим “окраскам” прибавились: шпионаж, измена родине, пособничество врагу, принадлежность к агентам гестапо, служба в немецко-фашистских войсках и органах управления на оккупированной территории в качестве старост, полицейских и других “немецких ставленников”.
Второй раздел отчета посвящался “движению подучетного элемента”. Здесь имеются количественные данные о заведенных учетных, агентурных и прочих делах, характеристики на лиц, попавших в “разработку”. По итогам “разработки” агентурные дела и дела-формуляры превращались в следственные, главным образом, по ст. 58 п.10 Уголовного кодекса (“пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений...”). Характеристике следственных дел посвящен особый раздел докладных записок ОСП.
“Борьба с побегами и дезертирством” и “Антисоветские проявления и настроения” – эти разделы венчают отчеты ОСП. Они содержат общую характеристику режима, количество побегов и дезертирств за отчетный период, итоги поисковой работы как местного, так и всесоюзного значения, меры наказания провинившихся. С середины 1946 г. в отчетах ОСП появляются данные о трудовом и бытовом устройстве спецпоселенцев, их обеспе ченности жильем, скотом, одеждой, обувью, продуктами питания. Руководство Управления НКВД – МВД выступает в роли ходатая перед областными партийными и советскими властями, требуя проявления внимания и заботы по отношению к своему “контингенту”.
Поскольку основным источником информации, которая обобщалась в отчетах, являлись агентурно-оперативные данные, имеет смысл более подробно остановиться на агентурно-оперативной работе. Имеющиеся материалы позволяют раскрыть некоторые секреты организации этой работы и познакомиться с результатами деятельности агентурной сети.
Инструкция об агентурно-оперативной работе среди спецпоселенцев, обслуживаемых ОСП, была введена в действие 27 февраля 1944 г. В течение 1944 г. приказами и директивами НКВД “оперативно-чекистское обслуживание” распространилось на немцев, мобилизованных в рабочие колонны для работы на промышленных предприятиях наркоматов, на стройках и в лагерях НКВД (24 августа), мобилизованных в промышленность (19 сентября). Тогда же был введен и новый табель отчетности об агентурно-оперативной работе среди спецпоселенцев (30 марта) и мобилизованных в промышленность немцев (14 сентября).
Агентурно-оперативная работа среди спецпоселенцев объявлялась одним из видов секретной работы советской разведки, и ее ведение поручалось районным и поселковым спецкомендатурам НКВД через агентурно-осведомительную сеть, вербуемую из среды спецпоселенцев и окружающего их населения.
К задачам этой работы относились выявление и пресечение попыток побегов с мест расселения; активное содействие розыску и задержанию бежавших; выявление упаднических настроений, связанных с хозяйственным и трудовым устройством (а скорее с неустройством) спецпоселенцев. Выявляться должны были “бандитские настроения”, случаи уголовной преступности (убийства, кражи, хулиганство и т.п.), факты “отрицательного отношения” к спецпоселенцам советских и хозяйственных организаций и отдельных лиц. Главной задачей являлось “содействие органам в выявлении и изъятии из среды спецпереселенцев враждебных элементов (шпионов, террористов, диверсантов, немецко-фашистских пособников, предателей и прочего антисоветского элемента)”.
Агентурно-осведомительная сеть формировалась по плану и с обязательным охватом всех пунктов расселения спецпереселенцев. Согласно первоначальному плану один осведомитель должен был обслуживать 20 – 30 семей спецпоселенцев, на деле, как увидим далее, сеть эта была более густой. Именно осведомители и составляли ее главное звено. Собственно агенты вербовались только для разработки заведенных агентурных дел. Порядок вербовки был основательно продуман. На первом ее этапе требовалось “тщательное изучение” комендантом или оперработником спецкомендатуры политических и деловых качеств кандидата, его связей с спецпоселенцами. Проверялось также наличие или отсутствие его имени в общесправочной картотеке учета антисоветских элементов на территории данной области.
На втором этапе, получив санкцию на вербовку осведомителя от начальника районного отделения НКВД, а на вербовку агента – от начальника ОСП, комендант (в первом случае) и начальник районного отделения (во втором) вызывали намеченное лицо “для личного знакомства и предварительной беседы”, по результатам которой принималось окончательное решение о целесообразности его вербовки. От лиц, отказавшихся от сотрудничества, бралась подписка о неразглашении характера встречи. В отношении выразивших согласие следовало, однако, действовать не спеша, исподволь, давая сначала отдельные незначительные поручения. Затем бралась подписка о сотрудничестве, составлявшаяся от руки в произвольной форме и хранившаяся в личном деле осведомителя.
Кроме личного дела, в районной спецкомендатуре заводилось и рабочее дело агента или осведомителя. В первое вкладывались анкеты, автобиографии, справки о проверке по учетам агентуры и антисоветского элемента, компрометирующие и характеризующие материалы, список личных связей, характеристики, составлявшиеся оперативными работниками один раз в три месяца. В рабочее дело подшивались подлинные агентурные донесения и списки лиц, по ним проходящих. Все агенты регистрировались также в 1-м спецотделе ОСП, где на каждого хранилась его карточка-псевдоним.
Вся переписка об агентах-осведомителях, в том числе и отчеты самого ОСП перед НКВД, велась только по псевдонимам, с указанием номера личного дела (кроме исключительных случаев, когда надо было установить связь с выбывшими в распоряжение другого региона осведомителями). Псевдонимы – это, как правило, имена (Клара, Маша, Ольга, Ирина и др.), фамилии, указания на профессию (Ветеринар, Инженер и др.) или разного рода клички (Шприц, Кукс, Звонок, Чайка, Шило, Хвост и т.п.). Характеристики особо отличившихся агентов в отчетах дают возможность узнать некоторых из них (соседка по нарам, сын агента дружит с сыном разрабатываемого, агент работает там-то и тем-то и т.п.). Но “узнавание” ни в коем случае не входит в задачу исследования, ведь и эти люди в конечном итоге были жертвами режима, их сознание и психика деформировались от постоянного давления на них.
Встречи с агентами проходили в помещениях спецкомендатур, на частных квартирах, реже в других условленных местах. Чтобы не расшифровать свою встречу с осведомителем, комендант, отправляясь к нему на квартиру, должен был побывать перед этим в трех-четырех квартирах других спецпоселенцев. Существовал график (двухнедельный или месячный), с точным указанием времени встречи. Как правило, с каждым осведомителем, находящимся на связи, комендант должен был встретиться два-три раза в месяц. В ходе встречи факты, представленные в письменных донесениях, уточнялись, выяснялись обстоятельства, не указанные в донесении. Донесения малограмотных принимались в устной форме и записывались в ходе беседы, с обязательной подписью осведомителя. В беседах с “негласными сотрудниками НКВД” коменданты и оперработники не должны были допускать “панибратства”, неуместных шуток, анекдотов и других несерьезных вещей; приучая их к аккуратности, не допускать опозданий на явки. Предписывалось вырабатывать у них выдержку, находчивость, умение конспирироваться в окружающей среде, которая, кстати сказать, заранее квалифицировалась как “враждебная нам среда”, формировать такие качества, как “честность”, преданность советскому строю и непримиримость к его врагам. Все заподозренные в “двурушничестве” и дезинформации агенты подлежали немедленному исключению из агентурной сети. Если же устанавливалось, что сделано это “со злым умыслом”, следовала уголовная ответственность с решением дела в Особом Совещании (ОСО) НКВД.
Агентурные донесения после их проверки и подтверждения давали повод для заведения оперативного учета. В районных спецкомендатурах велся массовый (списочный) учет лиц, склонных к побегам, и лиц, враждебных социалистическому строю “в силу своего социального и политического прошлого”. К ним причислялись отбывшие наказание в ссылке за контрреволюционные и другие уголовные преступления, члены семей осужденных к высшей мере наказания и к лишению свободы на длительные сроки (свыше 10 лет) за контрреволюционные преступления, члены семей изменников родины, бывшие участники контрреволюционных восстаний и организаций, лица, служившие в немецко-фашистских учреждениях в период временной оккупации. Их выявляли не только по агентурным донесениям, но и по архивным материалам, документам партийных и советских организаций, заявлениям граждан и материалам спецпроверок.
На каждое такое лицо в районной спецкомендатуре заводилось учетное дело, входившее в состав “литерного” дела. Так назывались дела на каждый спецконтингент, в том числе и на немцев. Эти лица “обеспечивались систематическим осведомительным освещением”. Если осведомление обнаруживало, что они проявляют “побеговые намерения”, подстрекают к побегам других, помогают им фиктивными документами или настроены антисоветски, то на каждого из них заводилось дело-формуляр. Это означало начало агентурной разработки данного лица по определенной окраске, одной из тех, что были указаны выше. Исчезновение такого лица с места жительства давало повод к объявлению местного или всесоюзного розыска. При его аресте дело-формуляр включалось в следственное дело.
При разработке группы лиц, соучастников одного преступления, районные спецкомендатуры заводили агентурные дела. Это могли быть “групповые побеги, группы по умышленному истреблению или повреждению социалистической и колхозной собственности, религиозные группы, проявившие антисоветские настроения” и т.д. Как и дела-формуляры, агентурные дела по мере надобности переходили в разряд следственных дел и завершались, в зависимости от окраски, передачей их в местные судебные органы, Военный трибунал Западно-Сибирского военного округа или ОСО при НКВД СССР.
Для агентов и осведомителей предусматривалось вознаграждение за труд: материальное (денежное), в том числе для оперативных целей, или в виде “лучшего устройства или перевода в порядке поощрения в лучшие климатические и хозяйственно-трудовые условия”. Полагалось оно тем агентам и осведомителям, по материалам которых были реализованы или находились в стадии реализации агентурные дела и дела-формуляры, а также и тем, кто аккуратно являлся на явки и был дисциплинирован, исправно выполняя данные ему поручения. Особо ценные агенты, вербовавшиеся, главным образом, из членов ВКП(б), представлялись к досрочному освобождению из высылки и могли сами выбирать место жительства в районах расселения спецпереселенцев. Такие дела проходили через ОСП ГУЛАГа и шли на рассмотрение ОСО при НКВД СССР, которому принадлежало последнее слово.
По материалам архива ОСП УНКВД – МВД – МГБ можно выявить динамику и некоторые конкретные результаты деятельности агентурно-оперативной сети среди спецпоселенцев и мобилизованных в промышленность немцев на территории Новосибирской области.
С февраля 1941 г. по февраль 1944 г. агентурной сетью среди спецпоселенцев-немцев, которая не была еще весьма разветвленной, ведали органы НКГБ и отделы по борьбе с бандитизмом (ББ). Они рассматривали дела о “контрреволюционных проявлениях” и бандформированиях. В феврале 1944 г. спецпереселенцы-немцы были переданы ОСП УНКВД, в том числе и на оперативно-чекистское обслуживание. МГБ возобновило свою деятельность в 1948 г., приняв на себя, согласно приказу МВД СССР от 8 марта, “чекистскую работу по выявлению среди спецпереселенцев шпионов, диверсантов, террористов и других враждебных элементов”. Что касается спецпоселенцев, используемых на работах в лагерях и стройках МВД, они оставались в ведении органов МВД.
За ОСП сохранялась агентурно-оперативная сеть, нацеленная на борьбу с побегами и их предупреждением. По сути дела ОСП пришлось создавать эту сеть заново, вербуя агентов, способных сигнализировать о готовящихся побегах в общежитиях, бараках, производственных бригадах, в поселках, ибо вся прежняя сеть была передана органам МГБ. Реорганизация была вызвана введением в действие Постановления Совета Министров СССР от 21 апреля 1948 г. “О ссылке, высылке и спецпоселениях”, которое обязывало МВД установить строгий режим в местах спецпоселения, исключив возможность побегов, усилить борьбу с уголовными проявлениями, организовать точный учет и административный надзор за спецпоселенцами, их обязательное трудовое использование. С помощью осведомительной сети, оставшейся в ведении МВД, необходимо было добиться того, чтобы “о каждом случае подготовки к побегу” комендатура знала заранее, чтобы все склонные к побегам лица могли быть выявлены и взяты на особый учет с установлением за ними постоянного агентурного наблюдения.
Усиление борьбы с побегами, однако, не имело под собой объективных причин. К концу 1940-х гг., в связи со значительным улучшением материального положения спецпоселенцев (в 1949 г. в Западной Сибири был неплохой урожай, и колхозники, а именно в колхозах трудилась основная часть немцев-выселенцев, по выполнении плана хлебозаготовок получили на трудодни приличное количество хлеба – до 10 – 16 центнеров, некоторые смогли обзавестись коровами, взять ссуды, отремонтировали и построили более или менее сносное жилье) число побегов резко сократилось. К тому же осведомление выявило и наличие “здоровых” настроений и “положительных” высказываний у основной части спецпоселенцев. Это решило и судьбу самого ОСП, который был реорганизован в 9-й отдел УМГБ. Отныне он сосредоточивал свое внимание на немцах-репатриантах, положение которых оставалось тяжелым. Они более всего тяготились ужесточившимся с 1948 г. режимом и, как полагали органы, не оставляли надежд на освобождение с помощью “англо-американского блока”. Что же касается выселенцев, как немцев, так и калмыков, то все персональные дела на них в это время были либо закрыты, либо ликвидированы. Надзор за ними сосредоточился, главным образом, в руках “гласного аппарата”: старших десятидворок (один человек примерно на 25 взрослых), бараков, поселков, членов групп содействия (к 1952 г. у немцев он насчитывал 5300 человек).
1 Архив Управления МВД по Новосибирской области. Ф. 5. Оп. 7. Пор. 1. Д. 9. Л. 204 – 206.
2 Там же. Оп. 10. Пор. 2. Д. 1. Л. 6 – 11.
3 Там же. Оп. 14. Пор. 1. Д. 1. Л. 53 – 58.
4 Там же. Л. 218 – 219.
5 Там же. Оп. 13. Пор. 2. Д. 18.
6 Там же. Оп. 11. Пор. 1. Д. 2. Л. 42 – 50.
7 Там же. Оп. 9. Пор. 1. Д. 9. Т. 2. Л. 182 – 183.
8 Там же. Пор. 2. Д. 9. Л. 108 – 110.
Ссылка: http://www.memo.ru/history/nem/index.htm